Возможно, этот опыт принес бы мне больше радости, будь на месте мужчины кто угодно, но не Артур Уотсон. Артур был опытным и горячим любовником, но и в постели страшно раздражал меня по тем же причинам, что и в жизни. Он смотрел только на себя и думал только о себе, и это было невыносимо. До одури самовлюбленный, Артур как будто специально красовался, чтобы мы вместе с ним могли вдоволь насладиться его привлекательностью и мускулатурой. Я видела, что он ни на минуту не перестает позировать для нас и восхищаться собственным телом. Можешь представить такую глупость, Анджела? Можешь представить мужчину, который в постели с такими созданиями, как Селия Рэй и я во цвете двадцати лет, любуется только самим собой? Что за тупица!

Что до Селии, я не знала, как с ней обращаться. Все в ней было для меня чрезмерным – ее вулканическая пылкость, лабиринты ее потайных желаний. Она змеилась, разветвлялась, как молния. Я видела ее словно впервые. Почти целый год мы спали в одной постели, прижавшись друг к другу, но это была другая постель и другая Селия. Новая Селия оказалась чужой незнакомой страной, чужим языком, на котором я не понимала ни слова. Я не узнавала свою подругу в этой загадочной незнакомке с плотно закрытыми глазами и беспрерывно извивающимся телом, которым, казалось, овладел неистовый демон, в равных частях состоявший из страсти и ярости.

Я никогда не чувствовала себя такой потерянной, такой одинокой, как в эпицентре этой бури, в ее самых неистовых водоворотах.

Должна сказать, Анджела, что я почти пошла на попятную у самой двери гостиничного номера. Почти. Но потом вспомнила обещание, данное себе самой много месяцев тому назад, – что впредь никогда не оставлю подругу одну в опасной ситуации, никогда не струшу.

Раз Селия решила совершить безумство, я тоже приму в нем участие.

И хотя обещание наполовину забылось и уже утратило смысл – ведь столько всего изменилось за последние месяцы, и с какой стати мне придавать старой клятве такое значение, с какой стати поддерживать подругу во всех ее эскападах? – я все же сдержала слово. Осталась с Селией. Как ни парадоксально, для меня это было делом чести.

Впрочем, мной двигали и другие мотивы.

Я все еще чувствовала резкое движение плеча Энтони, когда тот стряхнул мою руку и заявил, что он не моя собственность. Помнила его презрительное: «Сестренка».

Видела лицо Селии, когда та рассуждала о супружеских отношениях Артура и Эдны – «Они же из Старого Света» – и смотрела на меня как на самое наивное и бестолковое существо на всем белом свете.

Я слышала голос Эдны, когда та назвала меня малым ребенком.

Кому хочется быть малым ребенком?

Вот почему я осталась. Вот почему каталась по постели от одного края к другому – потому что в Европе так принято, потому что я не хотела быть ребенком, – сплетаясь с божественными телами Артура и Селии, пытаясь доказать нечто важное самой себе.

Но в то же время самым краешком сознания, не затуманенным алкоголем, обидой, похотью и глупостью, я совершенно ясно понимала, что это решение принесет мне только горе.

И до чего же я была права.

Глава девятнадцатая

Последствия не заставили себя ждать.

Завершив свои забавы, мы с Артуром и Селией мгновенно заснули, а может, просто отключились. Через некоторое время – не знаю, сколько прошло, – я очнулась, встала и оделась. Оставив их вдвоем в гостинице, я пробежала одиннадцать кварталов до дома без пальто, дрожа от холода, обхватив себя руками, чтобы хоть как-то согреться на беспощадном мартовском ветру.

Было уже далеко за полночь, когда я распахнула дверь третьего этажа и влетела в гостиную.

И тут же поняла, что творится неладное.

Во-первых, горели все лампы.

Во-вторых, в гостиной были люди. И все они смотрели на меня.

Оливия, Пег и Билли сидели в плотном облаке сигаретного и трубочного дыма. С ними был незнакомый мужчина.

– Вот она! – подскочила Оливия. – Мы тебя заждались.

– Не важно, – бросила Пег. – Уже слишком поздно.

Я ничего не поняла, но не стала задумываться над ее репликой. По голосу Пег я сообразила, что тетя очень пьяна, и не ждала от нее глубоких мыслей. Меня гораздо больше тревожило, что Оливия не спит и зачем-то ждет меня. И кто этот незнакомец?

– Здравствуйте, – произнесла я. А что еще тут скажешь? Но ведь вежливость никогда не помешает.

– Вивиан, кое-что случилось, – сообщила Оливия.

Она была очень спокойна, и я сразу поняла: произошло нечто ужасное. Оливия истерила только по пустякам, а раз она спокойна и собранна, значит, дело действительно плохо.

Первое, что мне пришло в голову, – кто-то умер.

Мои родители? Брат? Энтони?

Я стояла на пороге с трясущимися коленками, от меня несло сексом, и я ждала, что сейчас весь мой мир перевернется. Так и вышло, вот только совсем не в том смысле, в каком я ожидала.

– Это Стэн Вайнберг, – представила незнакомца Оливия. – Старый друг Пег.

Вспомнив о манерах, я вежливо пошла в его сторону, протягивая ладонь для рукопожатия. Но мистер Вайнберг внезапно покраснел и отвернулся. Его очевидное смущение вынудило меня запнуться на полпути.

– Стэн – редактор вечернего выпуска «Миррор», – продолжала Оливия с тем же тревожным спокойствием. – Несколько часов назад он принес нам плохую весть. В завтрашней колонке Уолтера Уинчелла будет опубликовано разоблачение. – Она уставилась на меня, как будто ее слова что-то объясняли.

– Разоблачение? О чем?

– О том, что произошло сегодня вечером между тобой, Артуром и Селией.

– Но… – Я запнулась, плохо соображая. – А что произошло?

Клянусь, Анджела, я не пыталась отнекиваться. В тот момент я действительно не понимала, о чем идет речь. Я как будто очутилась в незнакомой пьесе – чуждая сюжету, чуждая самой себе. Что это за Артур, Вивиан и Селия, о которых все говорят? И при чем тут я?

– Вивиан, у них есть фотографии.

Это привело меня в чувство.

Сначала мелькнула паническая мысль: «Неужели в гостиничном номере был фотограф?!» Но потом я вспомнила, как мы с Селией и Артуром целовались на тротуаре Пятьдесят второй улицы. Прямо под фонарем. Ярко освещенные. На виду у папарацци, которые тем вечером дежурили у клуба, надеясь поймать в дверях Бренду Фрейзер и Разгрома Келли.

И любопытным было на что посмотреть.

Тогда-то я и заметила на коленях у мистера Вайнберга большой коричневый конверт. Вероятно, с теми самыми снимками. Боже, помоги мне, взмолилась я.

– Мы пытаемся придумать, как избежать скандала, Вивиан, – пояснила Оливия.

– Его не избежать. – Билли заговорил впервые, и я поняла, что он тоже пьян, поскольку у него заплетался язык. – Эдна знаменита, а Артур Уотсон – ее муж. Так что, лапочка, у «Миррор» в руках сенсация. Новость на миллион. Киноактер, почти звезда и муж настоящей звезды, целуется с двумя девицами, по виду артистками бурлеска, у дверей ночного клуба. Потом тот же киноактер, почти звезда и муж настоящей звезды, замечен в гостинице не с одной, а с двумя девицами, ни одна из которых не является его женой. Это бомба, лапочка. Такая бомба обязана взорваться. Уинчелл кормится подобными скандалами. Господи, он же настоящий крокодил. Ненавижу его. Ненавидел, еще когда знал по водевильным кругам. Не надо было пускать его к нам на спектакль. Бедняжка Эдна.